Олега_Фочкина_книжный_мир Воскресенье, 24 Октября 2010 г. 16:19 (ссылка)

Недавно издательство «Азбука классика» представило на суд читателей удивительный и очень сложный в полиграфическом исполнении двухтомник работ художника и скульптора Михаила Шемякина. Как утверждает он сам, это на сегодняшний день самый полный из всех путеводителей по его творчеству.

67-летний Шемякин лично прилетел в Москву, чтобы представить книгу на сентябрьской Московской Международной книжной ярмарке. А на следующий день встретился с обозревателем «ЧВ» в пристанище своего фонда на Петровском бульваре и поделился своими впечатлениями, планами и ощущениями. К сожалению, график художника столь плотен, что он ответил лишь на несколько вопросов. Но обещал продолжить разговор, как только свет увидит еще одна его книга.

Вы приехали в этот раз на книжную ярмарку, где состоялась презентация вашего двухтомного альбома – плода шестилетнего труда.

На книжной московской ярмарке традиционно бывает много политиков. Но жизнь писателей и других творческих людей от их появления не меняется в лучшую сторону. Каковы, на взгляд, должны быть взаимоотношения власти и художника? Есть ли отличие этих отношений в России и США?

Масса художников и искусствоведов имеют разное мнение. Мы были в оппозиции. Это инакомыслие, но не диссидентство. Диссидентами были Буковский, Деланэ, Горбаневская. У них это была настоящая борьба, а мы просто имели наглость видеть мир своими глазами. Меня это привело в один из самых страшных сумасшедших домов— экспериментальную клинику. Только за то, что я по-своему иллюстрировал Гофмана, Достоевского, Диккенса.

Танцы с властью давали много привилегий: поездки, закупки кистей, элитные продукты. За все эти льготы была очень сильная борьба с противоположной нам стороны. Если брать старое время, эти танцы с властью были необходимы для того, чтобы реализовывать большие проекты. Так например существовал Микеланджело, но их меценаты были людьми со вкусом, аристократы телом и духом. В то время это не было позорным явлением как при советской власти. У нас же всегда существовала легка брезгливость к художникам, обслуживающим государственную идеологию. Сегодня сложно сказать стоит ли танцевать с властью. Чаще всего власть не помогает людям искусства. У нынешней власти политические проблемы и идеология находятся на заднем плане. Это уже не то время, когда искусство было идеологическим фронтом со своими маршалами и солдатами. В наши дни о такой борьбе пока и речи быть не может. Да и благ таких как раньше тоже нет. Есть приближенные к власти: такие как Церетели, Шилов, Глазунов. А есть художники известные через скандал. Они имеют цену только на западном рынке. Для таких художников важны не властьимущие, а деньгоимеющие.

У нынешней же российской власти деньги есть, но она их не афиширует, не демонстрирует и в данной ситуации для художника и писателя важны уже не танцы с властью, а танцы с олигархами

Позорно ли танцевать с властью – стыда не имамы. Ничего не стыдно. Вроде и знаем, что воры, что репутация подмочена, но это уже уважаемый человек, а значит и брать у него не зазорно.

Если сравнивать с США, то там власть отделена от художественного мира, при этом свыше сорока миллиардов долларов в год тратится на искусство. Но это частные деньги. Если же у нации отсутствует культура – ее существование бессмысленно. В США образованию и музеям выделяются колоссальные деньги. И с этой стороны западный мир в России пока не известен.

Вы родились в центре Москвы. Но тогда она была совсем другой. Как она, на ваш взгляд, меняется? Чтобы Вам хотелось изменить или вернуть?

Хотя я в Москве и родился, меня из нее увезли практически во младенчестве, а потому я ее мало знаю, а потому не могу сравнивать что было и что стало. Когда же здесь бываю, обычно останавливаюсь в отеле «Президент». И бываю как правило не дальше Кремля. Могу отметить, что Москва стала чище, заметны сверкающие витрины. Когда я первый раз после долгой разлуки приехал в столицу в 1989 году первое впечатление было удручающим: все было мрачным, однотонным, серым, а через три дня я стал думать, что у меня что-то неладное с глазами. А потом я просто понял, что приехал из цветного мира в серый: не было ни витрин, ни рекламы, только слякоть и уныние. И сегодня сложно говорить о том в какую сторону столица цветет и пахнет, но хватаешься за голову, когда видишь, что в городе становится все меньше своего, национального. Я люблю сталинскую архитектуру, но даже это ныне разрушается, и Москва становится безликой. Мешают настроенные новыми русскими ужасные «торты» из гранита и стекла.

Как-то Вы рассказывали о том, что фотографируете Москву, а потом просите своих друзей на Западе отгадать, что это за город. Что нового в Вашей фотоколлекции и чем Вы удивите людей?

Я часто фотографирую новые кварталы. Это все та же беда Москвы, про которую я только что сказал – безликость. Еще обиднее мне за Петербург, в который я влюблен. Его архитектура давно принадлежит всему человечеству. А теперь там пытаются построить Охта-центр, который обезобразит историческое лицо города. Раньше мы на буржуев смотрели с высоты, а сегодня, когда идеология изменилась те же сами буржуи стали эталоном.

В этот приезд фотографий я еще не сделал, некогда было гулять. А еще очень хочу сходить в цирк, понюхать лошадей, которых очень люблю.

Вы уже несколько лет пишете книгу «Фальшивый и нефальшивый Шемякин». Финал виден?

Фальшивок становится все больше, а поэтому разрастается и книга. Естественно отодвигается время ее подписания в печать. А пока можно сказать, что мне вместе с издателями действительно удался только что вышедший двухтомник, в котором собрано большинство моих работ. Мы его делали шесть лет. Книга сложнейшая, но в грязь лицом мы не ударили. Однако очень много в книгу уже не вошло, потому что я тоже не стою на месте и создаю новые произведения. Мой первый двухтомник вышел ещё четверть века назад, притом на английском языке в США. Я давно мечтал о продолжении. Каждый том тогда тоже насчитывал порядка 500—600 станиц. Но композиция была совершенно иной, чем сейчас. Там были собраны мои работы, сделанные в России и во Франции, рисунки из цикла «Карнавалы Санкт-Петербурга», а также представлен мой «американский» период. В России с моими работами знакомы меньше, чем на Западе. Пробел нужно было восполнить.

В двухтомнике показаны художественные приемы и целые разделы, о существовании которых русский зритель ранее даже не догадывался. Допустим, серия «Тротуары Парижа», которая никогда не выставлялась в России. Это мое изобретение - фотографика. Я сделал около 200 тысяч фотографий различных пятен, подтеков собачьей мочи, растоптанной бумаги, которые я прорисовываю – сейчас готовим выставку этих работ в Русском музее.

А многое в книгу войти не успело. Недавно в Литовском театре оперы и балета прошла премьера «Коппелии», чей сюжет основан на новелле Гофмана «Песочный человек». Я выступил не только в качестве художника по костюмам и декорациям к постановке, но и написал либретто. Вот этой работы в двухтомнике еще нет.

Каков Шемякин в жизни? Он сильно отличается от Шемякина на экране и в интервью?

Это вам судить. На мой взгляд, я нормально отвечаю на все вопросы, которые задаете вы и другие журналисты. Но в искусстве я более многогранен, потому что могу в рисунках прыгать по потолку или ходить голым по снегу. Но при этом надо помнить, что искусство перекликается с внутренним миром человека – это его отражение. Если ты внутри раздражен, то и живопись получается такой же. А некоторые у нас для того, чтобы привлечь внимание изображают «похабель». Так же на мой взгляд в литературе ведет себя Владимир Сорокин. Мат на мате. Чем больше хулиганит, тем, по его мнению, лучше. Хотя пародист он довольно талантливый. Особенно в «Голубом сале».

Но ведь есть и талантливый Пелевин, произведения которого я читаю с удовольствием.

Что Вы читаете, и что из увиденного на ярмарке обратило на себя Ваше внимание?

На ярмарку я, к сожалению, зашел всего на полтора часа. Кое-что купил и с тоской ее покинул, хотя собирался пробыть на ней дня два, так много хотелось посмотреть книг и издательств. Хотя, конечно, много и мыльных пузырей. В основном же я читаю профессиональную литературу, но как уже ранее сказал заставил себя прочитать всего Сорокина, чтобы понять что он из себя представляет. Всегда с удовольствием читаю Пелевина – «Кормление фараона» на мой взгляд гениально. Очень люблю «Страну чудес» Харуки Мураками. И, конечно, не могу без поэзии. Мне очень нравится трехтомник польских поэтов двадцатого века. Его я тоже читал с удовольствием. Но в основном, все мое время съедает работа. Поэтому на моем столе всегда книги по архитектуре и искусствоведению. Сейчас делаю новую оперу для Самары по Слонимскому – Король Лир». Снова начинаю иллюстрировать Гофмана. Может быть, придет время, и закончу серию иллюстраций к «Преступлению и наказанию».

Как продвинулась Ваша работа над книгой «Две судьбы. Высоцкий и Шемякин.»?

Сейчас я ее заканчиваю и надеюсь, что она выйдет в январе следующего года в издательстве «Вита Нова». Все иллюстрации - станковая графика с акварелью, очень тщательно выполненная. Мы уже монтируем редкие фотографии Высоцкого, которые я делал у себя в мастерской, и оттиски его автографов. Володя обычно дарил мне автограф стихотворения или песни, если она была написана по моей просьбе, посвящена мне или как-то со мною связана.

Беседовал Олег ФОЧКИН.

Михаил Шемякин родился в Москве в мае 1943 года. Большая часть его детства прошла в ГДР. Семья Шемякина вернулась в СССР в 1957 году, он учился в ленинградской спецшколе при Академии искусства имени Репина в Ленинграде. В 1961-м его исключили за то, что он эстетически развращал соучеников. Работал лаборантом, прошел принудительное лечение в клинике для душевнобольных, работал такелажником в Эрмитаже.

В 1971 году вынужден был уехать из СССР во Францию, с 1981 г. – в Нью-Йорке. Приехал домой только в 1989 году. С тех пор Шемякин постоянно творит и для России. В частности, хорошо известен его знаменитый гротескный памятник Петру I в Петропавловской крепости или памятник «людские пороки» в Москве. Сотрудничает с Мариинским театром, в Петербурге работает его фонд. В США Шемякин создал Институт Философии и Психологии Искусства. С 2007 года живет во Франции, под Парижем.

Ёжкина_Кошка Понедельник, 04 Мая 2009 г. 11:01 (ссылка) "На фоне Пушкина снимается семейство.
Как обаятельны, для тех, кто понимает,
Все наши глупости, и мелкие злодейства,
На фоне Пушкина, и птичка вылетает." /Окуджава/

Если бы у троянцев под рукой вовремя оказался хороший коновал, "Троя, может быть, стояла б и поныне"
Это я к тому, что заехали мы погулять на Болотную Площадь, где перед нами во всей красе предстал тот самый "памятник порокам", подаренный нам в свое время от щедрот "самобытным русским (!?) художником" Михаилом Шемякиным.
Зрелище на данный момент более чем странное. Скульптурная композиция обнесена черным железным забором и охраняется милицией.
Внутри забора сами статуи еще обтянуты цепью, увешанной огромными надписями типа "не влезай - убьет". Вся эта конструкция, расположенная рядом с детской площадкой, просто уродует красивый московский парк и оставляет гнетущее впечатление.



Внутри этой клетки толчется кучка веселящихся и активно фотографирующихся "на фоне" зрителей. Настроение у всех приподнятое, скульптуры вызывают улыбку, главный комментарий: "Прикольно!".
Хочу заметить, что памятник, изначально называющийся "Дети - жертвы пороков взрослых", уже по-простецки именуют "Памятник порокам".
Памятник Родине-Матери, Неизвестному Солдату, Пушкину мы осилили сами. А вот "памятник порокам" нам подарили. Теперь он тоже украшает наш город. И к нему ездят свадьбы - представьте себе - фотографироваться и отметить создание молодой ячейки общества. Хорошее начало.
Усиленная же охрана такого объекта выглядит откровенно двусмысленно.

Общий вид композиции примерно таков:



Теперь поименно, справа налево:


"Война". Очаровательный робокопчик, почему-то с крылышками. Не страшный, даже скорее обаятельный. Этакий Железный Дровосек. Культурно кланяется. Вызывает улыбку.
Остается совершенно непонятным, почему война - это порок? Это, как правило, раздел территории влияния, в конечном итоге - капиталов. Для кого-то - большая прибыль. Для кого-то - страшное горе.
Но, в любом случае, это чья-то планомерная акция, ведущая к гибели наших детей. И если война - это порок, то порок совершенно конкретных людей, чьих скульптур почему-то нет среди этих тринадцати.



Следующими стоят "Нищета" и "Эксплуатация детского труда".
Обратите внимание, что сами скульптуры не вызывают ни страха, ни омерзения. Скорее персонажи детских сказок.
Прибавим их к "Войне". На их месте я бы поставила совсем другие персонажи, которые доводят нас до нищеты, вынуждая детей идти зарабатывать кусок хлеба.
Обратимся к Библии. Где там сказано, что нищета - порок? Бесконечное стяжательство, двурушничство и коррупция - вот пороки. Но их там почему-то нет.



Далее: столб-гильотина "Для беспамятных" - странная конструкция, не вызывающая никаких эмоций. Тем более, что надпись прочитать на расстоянии невозможно. Я бы это поставила прямо на рабочем месте этих самых "беспамятных". Благо, места там много, шедевр влезет.

"Садизм" - упитанный дядечка, почему-то с носорожьей головой. Выглядит странно, но приветливо. Судя по реакции зрителей, никого не пугает. Напомню о том, что садизм - это психическое отклонение. На мой взгляд, не настолько уж распространенное, чтобы удостаиваться такого увековечивания.

"Пропаганда насилия" - этакий смешной клоун со щитом, на котором меленько так изображены разные виды ручного оружия. Вернемся к "Войне" и подумаем, кому выгодна пропаганда насилия? Каким взрослым? Разумеется тем, чьих памятников там нет.



Самая крупная фигура в центре - "Равнодушие". Спокойная, немного улыбающаяся женщина. Я бы назвала ее матерью всех пороков. Но сделала бы не такой миловидной. И поставила бы на Красной Площади.



"Лжеученость". Средневековый алхимик с каким-то египетским божком на поводке и кучкой реторт. Полагаю, это именно он проверяет и одобряет все те товары, которые так активно рекламирует наше телевидение.
Надпись издалека разбирали впятером, когда прочитали - все пожали плечами и перешли к соседнему творению скульптора.

"Невежество" - обаятельный улыбающийся ослик. Бременский музыкант. Давайте вспомним состояние нашего образования на данный момент. Подумаем, кто наживается на доводящем всех до исступления ЕГЭ, куда девались наши детские сады, почему выпущенных досрочно педофилов принимают на работу учителями младших классов? Ослик тут уж точно не при чем.



"Алкоголизм". Этакий Бахус с неприлично голым пузом. Не ново и не страшно.

"Воровство". Безликий кабанчик во фраке и с мешком за спиной. О, сколько у него совершенно конкретных и широко известных лиц. Видимо, автор затруднился с выбором. Чтобы остальных не обидеть.



"Проституция" - лягушка-царевна. Аккуратная и приветливая. Неприятных ассоциаций не вызывает, а должна бы.

"Наркомания". Улыбается и кланяется. Шприц и крылья. Детям приходится объяснять. Подростки бы лучше поняли, если бы это был их сверстник на дискотеке.



Посередине композиции - милые мальчик и девочка, с завязанными глазами. Бросив на землю книги и мячик, дети наощупь пытаются отличить добро от зла. Этот памятник им точно не помощник.

К моему сожалению, я не нашла там памятника правительству, без зазрения совести запускающего руку в карман к сиротам, инвалидам и пенсионерам, отбирая последние крохи.
Или памятника правосудию, сажающему педофилов на пять лет и освобождающему их через три года за примерное поведение.
Или памятника гаишникам, выпускающих на дороги ( за неплохую мзду, разумеется ) пьяных в хлам водителей - потенциальных убийц наших детей.
Или памятника нашим средствам массовой информации, непрерывно раздувающим идеи расизма и ненависти к любому инакомыслию.
Их набралось бы далеко не тринадцать.

Общее впечатление: детям - непонятно, подросткам - прикольно, мне - за державу обидно. Vladimir_Vysotsky (Автор -Denis-K) Среда, 30 Апреля 2008 г. 15:46 (ссылка) aif.ru/article/index/article_id/17780

Михаил Шемякин - кавалерист с шашкой?

Юлия Шигарева
Опубликована: 30 апреля 2008 00:06:00
Статья из номера №18 от 30 апреля 2008 00:06:00

Один из самых необычных художников - Михаил Шемякин - 4 мая отпразднует 65-летие

МОНОЛОГ

В искусствоведении есть термин - «шемякинская гамма»: сочетание чёрных, белых, серых оттенков, которые художник использует в своей, как он сам говорит, самой серьёзной - масляной живописи. «АиФ» решил узнать у юбиляра, в каких красках он видит жизнь.

В первый раз меня впустили на Родину в 1989 году, после 18 лет изгнания. Первое, что меня начало раздражать, это то, что из цветного кино (ведь Париж поражал красотой светлых домов, да и страны, в которых я за эти годы перебывал, несколько раз облетев земной шар, - все очень цветастые) я попал в чёрно-белое кино. Тёмные дома, сероватые лица людей, больных и от жизни, и от загрязнённого воздуха, их серые пальтишки…
Хотя сам предпочитаю именно чёрно-белые фильмы. И самые серьёзные свои работы делал в чёрно-серой гамме. Кстати, Тициан сказал, что один из самых красивых цветов - чёрный.

Совсем другое ощущение сейчас. Приезжая в Россию, прихожу в ужас от этого количества рекламных плакатов, которые заполонили города. Такое ощущение, что тебя постоянно лупят - по голове, по глазам. 90% висящей на улицах рекламы - безвкусица страшная! Потому что руководит этим особая партия людей, которым некогда было заниматься образованием - они деньги добывали. Я уж не говорю о текстах! Чуть ли не в каждом втором рекламном слогане призывы: «Хватай!», «Бери и беги!», «Дёргай!». Это отрицательно воздействует на подсознание, воспитывая в людях агрессию.

Хотя у меня тоже не всё серое и чёрное. Есть театральная линия: карнавалы, яркие краски, которые умеют сочетать итальянцы. Эти райские видения радуют глаз. Но мы тоже можем веселиться так, как ни один итальянец не разгуляется. Другое дело, что наутро у кого-то нос оказывается сломан, у кого-то глаз подбит. Во мне самом живёт и русское - мамино, и кавказское - папино - начало. И когда во мне русская кровь брала верх, я становился кабацким завсегдатаем. Много песен написано про это и Володей Высоцким, и Вилли Токаревым. Мне, как многим моим друзьям - писателям, поэтам, музыкантам, нужно было иногда давать организму отдых, чтобы выдержать те чудовищные нагрузки, которые несёт мозг, интеллект.
Когда же во мне просыпалось кабардинское начало, то я становился очень антиалкогольным человеком.

У меня с Мариной Влади всегда были натянутые отношения, она ревновала к нашей с Володей дружбе. А её книга «Владимир, или Прерванный полёт», в которой много лживых моментов, заставила отвернуться от неё не только меня, но и многих других людей. Хотя, если бы не Марина, Володя ушёл бы раньше. Она делала всё, чтобы спасти его от алкоголизма. И от наркотиков, когда он за два года до смерти «сел на иглу». Вернее, его посадили, как он мне потом признался. Тогда она, да и все мы, понимала, что это - начало конца. И он сам это понимал. Володя попрощался со мной в своём стихотворении, которое спрятал на столе среди моих бумаг. Я нашёл его уже после смерти Высоцкого. Там были строчки: «Как хороши, как свежи были маки, Из коих смерть схимичили врачи». Так что он прекрасно понимал, КТО и ЧТО уведёт его из этой жизни.

На моих картинах есть существа горбатые, ушастые и просто круглоголовые. Наверное, это потому, что я чувствую связь своей души с миром Гофмана. Ведь я рос в том городе, где он родился, - в Кёнигсберге. И воспитывался на немецких романтиках - благодаря маме, которая была женщина очень интеллигентная. В отличие от отца - рубаки, кавалериста, который две войны просидел в седле. Если проследить его родословную, то становится понятно, почему отец не разговаривал со мной почти до конца своих дней. По отцовской линии все мужчины всю свою жизнь сидели в седле и махали шашкой! А я сломал традицию, отказавшись от воинского дела. Я вырастал среди сказок Гауфа, Гофмана. Отсюда, наверное, и появились те странные существа и персонажи, которые потом запрыгали по сценам Мариинского театра, театра Шатле, вашингтонских театров.

galls Суббота, 26 Января 2008 г. 18:00 (ссылка)

Владимир Высоцкий родился в Москве, "Дом на Первой Мещанской, в конце" - согласно его же свидетельству из песни "Баллада о детстве". После пребывания в эвакуации на Урале, а затем вместе с отцом в послевоенной Германии, Высоцкий поселяется в Большом Каретном переулке ("Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном..."), где и сложился дружеский круг, которому Владимир Семенович показывал свои первые песни.

Высоцкий не сразу определил, что хочет быть актером. После окончания школы он поступает в московский инженерно-строительный институт, но проучившись в нем полгода, бросает его. Это решение он принял в новогоднюю ночь с 1955 на 1956 год. Они с Игорем Кохановским, школьным другом Высоцкого, решили встретить Новый год весьма своеобразно: за рисованием чертежей, без которых их просто не допустили бы к экзаменационной сессии. После боя курантов, выпив по бокалу шампанского, они принялись за дело. Где-то к двум часам ночи чертежи были готовы. Но тут Высоцкий встал, взял со стола баночку с тушью, и стал поливать ее остатками свой чертеж. "Все. Буду готовиться, есть еще полгода, попробую поступить в театральный. А это - не мое...", - сказал тогда Владимир Семенович.

Среди многочисленных бардов Владимир Высоцкий до сих пор остается немеркнущей звездой. Интерес к авторской песне у Высоцкого пробудился после знакомства с творчеством Булата Окуджавы, которого Владимир Семенович считал своим учителем. Позже он напишет "Песню о Правде и Лжи", посвященную Окуджаве.

Свои первые песни Высоцкий начал писать в начале 60-х годов. Это были песни в стиле "дворовой романтики" и не воспринимались всерьез ни Высоцким, ни теми, кто был их первыми слушателями. Спустя несколько лет, в 1965-м, он напишет знаменитую "Подводную лодку", о которой Игорь Кохановский впоследствии скажет: "Подводная лодка - это было уже всерьез.И я думаю, что именно эта песня заявила о том, что пора его творческой юности кончилась."

Примерно в это время Владимир Высоцкий приходит в Театр на Таганке, который по выражению самого Высоцкого, стал для него "своим театром". "Ко мне в театр пришел наниматься молодой человек. Когда я спросил его, что он хочет прочитать, он ответил: "Я несколько своих песен написал, послушаете?" Я согласился послушать одну песню, то есть, фактически, наша встреча должна была продлиться не более пяти минут. Но я слушал, не отрываясь, полтора часа", - вспоминает Юрий Любимов. Так начался творческий путь Высоцкого в Театре на Таганке. Гамлет, Галилей, Пугачев, Свидригайлов - целая палитра образов, созданных вместе с Юрием Любимовым. Любимов поставит и последний спектакль с Высоцким - прощание Владимира Семеновича со зрителями...

Однако в театре не всегда все шло гладко. Почти отеческое отношение Юрия Любимова к Высоцкому и всегда прощавшиеся ему проступки, вызывали зависть коллег-актеров, за исключением нескольких друзей Высоцкого - Золотухина, Демидовой, Филатова.

Параллельно с работой в театре были киноработы. Самая известная и самая любимая роль - Жеглов в телесериале "Место встречи изменить нельзя". Тем не менее, этой роли могло и не быть... Майским вечером 78-го года, на даче в Одессе Высоцкий, Влади и Говорухин собрались, чтобы обсудить сценарий будущего фильма. И вдруг Марина Влади со слезами на глазах берет Говорухина за руку и уводит из комнаты. "Отпусти Володю, снимай другого артиста!". Ей вторил Высоцкий: "Пойми, мне так мало осталось! Я не могу год жизни тратить на эту роль." "Как много потеряли бы зрители, если бы я сдался в тот вечер", - вспоминает Говорухин.

И действительно, персонаж получился очень реалистичным. Многие телезрители были убеждены, что Глеб Жеглов - не выдуманный персонаж. После показа фильма еще долго шли письма по адресу: "МВД, капитану Жеглову".

А потом пришла Любовь. Марина Влади вошла в его жизнь в 1967 году. Высоцкий влюбился в нее после просмотра кинофильма "Колдунья". Он смотрел фильм по нескольку раз в день, мечтал о встрече многие годы. И вот, наконец, она состоялась. Первое знакомство произошло в ресторане ВТО - Высоцкий пришел туда после спектакля. "Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло-серые глаза на миг привлекают мое внимание. Но возгласы в зале заставляют меня прервать рассказ, и я поворачиваюсь к нему. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы. Я знаю, что это - ты", - так описывает свое первое знакомство с Высоцким Марина Влади. Через несколько лет они поженились. Марина Влади была с ним рядом двенадцать лет. "Я жив, двенадцать лет тобой храним..." - успеет написать он на обратной стороне телеграфного бланка. И все эти годы Марина Влади пыталась замедлить бешеный ритм жизни Высоцкого.

"Работать надо!" - была его любимая поговорка. Если бы он мог, он работал бы круглые сутки. Сон - 3-4 часа, остальное - работа. Песни свои он писал в основном ночью. Приходил домой после спектакля, и садился за работу. Марина ставила перед ним чашку с обжигающим чаем, и тихо садилась в углу. Иногда она засыпала, и тогда, уже под утро, Высоцкий будил ее, чтобы прочесть строки, написанные за ночь.

Песни Высоцкого принято делить на циклы: военный, горный, спортивный, китайский... Надо было прожить несколько жизней, чтобы прочувствовать все персонажи, обрисованные в песнях. Фронтовики, слушавшие его песни о войне, были уверены, что он лично пережил все то, о чем писал в песнях. Люди, слушавшие его песни "с криминальным уклоном", были уверены, что он сидел. Моряки, альпинисты, шоферы-дальнорейсовики - все считали его своим. В каждой песне была правда жизни.

Сам Высоцкий так говорил об авторской песне: "Я хочу сказать и заверить, что авторская песня требует очень большой работы. Эта песня все время живет с тобой, не дает тебе покоя ни днем, ни ночью."

...25 июля 1980 года. Высоцкого хоронила, казалось, вся Москва, хотя официального сообщения о смерти не было - в это время проходила московская Олимпиада. Только над окошком театральной кассы было вывешено скромное объявление: "Умер актер Владимир Высоцкий." Ни один человек не сдал обратно билет - каждый хранит его у себя как реликвию...

"Кому сказать спасибо, что - живой!" - написал Высоцкий в своем известном стихотворении. Высоцкий жив и сегодня, благодаря людской памяти, питавшейся и питающейся по сей день его стихотворениями, драматургическими произведениями, киноролями, песнями...