Разобраться с судьбой
Стихи
Дай, Боже, мне...
Дай, Боже, мне упорство и решимость,
И трудные задачи по плечу.
Но не прошу познать непогрешимость
И скучной правоты я не хочу.
Дай счастье встречным людям улыбаться,
Большое в них и малое любя,
Пусть изредка, но все же ошибаться,
Чтоб не считать мне истиной себя
Даруй стремленье, многое изведав,
Найти слова, чтоб стал весомым стих.
Но не позволь мне, радуясь победам,
Унизить поражением других.
Письмо Горацию
Неизбывно, Гораций, в почете лишь деньги и власть,
Человечности суть до нуля обесценило время,
И удачлив лишь тот, кто сумел незаметно украсть,
И кого на престол посадило бездумное племя.
Правду можно купить. И Фемида, увы, не строга.
И любовь – лишь товар. И не знают величия духа.
Мог ли это не видеть теряющий зренье Дега?
Мог ли это не слышать Ван Гог, отрезающий ухо?
Эта странная жизнь, где вещичек накопленных воз
Называют «добром», не изведав душевных сомнений.
Ах, Гораций, ответь: неужели мы только навоз
Для расцвета иных, приходящих сюда, поколений?
Умирать не страшно. Уверяю.
Умирать не страшно. Уверяю.
А вчера почувствовала я,
Что куда больней, когда стреляют
По тебе давнишние друзья,
По пятам шагавшие вначале,
Словно ожидали благодать,
А потом стыдливо промолчали,
Побоявшись ложью ложь назвать.
И теперь, как душу ни лечите,
А итог банален и знаком:
Горблюсь я, как старенький учитель,
Преданный своим учеником,
Тем, кому изменчивая слава
Через годы будет по плечу.
Выстрел слева, следом выстрел справа
Я по старой дружбе всем прощу.
Красива строгость формул? Не спеши
Красива строгость формул? Не спеши
Бранить искусство, возлюбив науку.
Есть память у воды, тепло у звука
И запах незабудок у души.
Пока науке формулы искать,
И объяснять нам дивные явленья,
Искусство создает стихотворенья –
И мир готов их истину признать.
А Мастер плакал перед Маргаритой
А Мастер плакал перед Маргаритой,
Рассказывая ей про род людской,
Про то, что правда временем сокрыта,
А он устал и хочет на покой.
Припомнил, как роман писал когда-то,
Как прост и безыскусен был сюжет
С пленительною пластикой заката,
Легко перетекавшего в рассвет,
И тем одним из вечного народа,
Пытавшимся постичь своим умом
Идею безграничности свободы,
Когда о небо стукаешься лбом,
И совместимость честности и власти,
И тот неугасимый интерес
К вопросу: «Как добиться в жизни счастья?», –
Хоть счастье – не итог, а сам процесс
Длиною в жизнь – лишь крошечную точку
На смерти, как оси координат.
Но плакал Мастер, поджигая строчку,
Хоть рукописи, верил, не горят.
Зажги фонарь, душа
Зажги фонарь, душа, смотря в чужие лица,
Пытаясь отделить в них истину от лжи.
Зажги фонарь, душа, чтоб впредь не заблудиться,
Чтоб с трудного пути не сбили миражи.
Зажги фонарь, душа, когда сжигает совесть,
Внутри и вне тебя все обратив в золу.
Зажги фонарь, душа, когда, сомненьем полнясь,
В сто двадцать первый раз читаешь каббалу.
Ты не слепая, нет, хоть каждый шаг на ощупь,
И знаешь наизусть учебник и словарь.
Зажги фонарь, душа, хотя не станет проще.
Но в мире будет свет. Так зажигай фонарь.
Смерть – переход знакомой пустоты
Смерть – переход знакомой пустоты
В иную незаполненность пространства.
Один короткий миг непостоянства –
И протяженность, с вечностью «на ты».
Удушлив страх надуманных потерь.
Готовность прозябать в непониманье
Привычнее, чем странное желанье
Самим открыть в неведомое дверь.
Привязанностей спутанный клубок
Сознание заякорило прочно,
Чтоб не спешили никуда досрочно,
Чтоб человек сомненья превозмог,
Сыскав несуществующий ответ
На глупости не заданных вопросов.
Ведь каждый в глубине души – философ,
Пришедший неспроста на этот свет.
Октябрь. Душа меняет кожу
Октябрь. Душа меняет кожу.
Средь мишуры осенних дней
Она ранимее. Тревожит
Все предназначенное ей.
Горчат пронзающие мысли:
Напрасна тяга стать мудрей.
Чем гуще золото на листьях,
Тем отторжение быстрей.
Сначала жил Один
Сначала жил Один, не зная непокоя.
И в примиреньях не было нужды.
Затем пришел другой. Когда их стало Двое,
Нашелся тотчас повод для вражды.
И мир был сотворен для них, как разрешенье
Искать свою дорогу, свой маршрут,
Стараясь создавать для Множеств отношенья,
Которые к Единству приведут.
Искать в сердце Бога, а в Боге – себя
Искать в сердце Бога, а в Боге – себя
Свечою горящею, словом нетленным,
Тем шатким мостом меж душой и Вселенной,
Что был для любви возведен и любя,
Абсурдную истину тщетно искать,
Шалея от чувств, цепенея от мысли,
Испробовать все, и внезапно понять,
Что истинный смысл в соискании смысла.
Мы убеждаемся воочью
Сколько ж есть вещей, без которых можно жить!
Сократ
Мы убеждаемся воочью,
Что мир вещей излишне сложен.
Ведь мы живем погасшей ночью
И с приболевшим солнцем тоже,
Без дома, правды, веры, чести,
Культуры, счастья, песен, воли,
Страны, в которой жили вместе,
Без ностальгии и без боли,
Без радости и без кручины,
С нехваткой хлеба и одежды,
Живем вне жизни, без мужчины,
И без любви. Но без надежды
Прожить не можем. В том и дело:
Она присутствует незримо
Во всем, хоть не нужна для тела.
Но для души необходима.
Я – зеркало. Я возвращаю свет
Я – зеркало. Я возвращаю свет,
А вместе с ним улыбки и кривлянья.
Смешно смотреть на то, как с резвых лет
Вы силитесь привлечь мое вниманье
И чаще отражаться. Вы горды
Своею красотой и юным веком,
И верою в бессмертье человека,
И в то, что можно с зеркалом на ты.
Потом вы реже ищете во мне
Себя. И начинает мне казаться,
Что вы уже устали отражаться,
Охотнее стоите в стороне.
Вы стали шаркать мимо и бочком.
Я покажу, кто вы на самом деле.
Ну, что, мой ненаглядный, поглядели?
Ну, где же вы? Мне душно под платком...
Знать, стремленье к открытиям – попросту мания
Я знаю, что я ничего не знаю.
Сократ
Знать, стремленье к открытиям – попросту мания.
И недаром земляне осмыслить сумели:
Чем обширней и глубже людские познания,
Тем, в конечном итоге, мы дальше от цели.
Так зачем же бредем по дорогам нехоженым,
За сомнительность истин пытаясь сражаться?
Неужель в человечьем геноме заложено
Наслажденье самим над собой приподняться?
Есть миг
Вы не обязаны изменить мир, но вы также
не имеете права отказаться от попыток
Тафон
Есть миг, когда приходит осознанье:
Мир бесконечно грешен и смешон.
Зачем же я, овцою на закланье,
Несу себя на жертвенник времен,
Где три сестры – любовь, надежда, вера –
Не предлагают Ариадны нить,
И где живуча вечная химера
В слепой попытке что-то изменить?
Бесконечная лестница в небо
Бесконечная лестница в небо все выше и выше.
Кто идет впереди, те не видят меня. И не слышат
Отстающие все, будто я одинока на свете.
Лишь ступени, ступени, ступени и стонущий ветер.
Мне нельзя на пути оступиться и остановиться
Потому, что у всех, кто догонит, суровые лица.
И, быть может, осудят меня не конкретно, а в общем,
Да того и гляди, не заметят и просто затопчут.
А у тех, кто рванулся вперед, ощущаю насмешку.
Я за ними спешу неустанно, стараясь не мешкать,
Но для них навсегда остаюсь только младшей сестрою.
Никогда не узнать им, чего я воистину стою.
Крепко зубы сцепив, поднимаюсь, не ведая лени.
Что меня ожидает? Ступени, ступени, ступени...
Постаревший февраль в полушубке, подшитом метелью
Постаревший февраль в полушубке, подшитом метелью,
Подпоясанный ветром, сегодня особо суров
Потому, что командует месяцев зимних артелью,
Набивающей снегом большие мешки облаков.
Работенка на редкость ответственна, тяжеловата.
А февраль, как начальник, придирчив, серьезен и строг.
То проверит, легка ли снежинок лежалая вата,
То лучи золотые заправит в небесный челнок.
Он до смерти боится того, что изменится мода,
Устареет продукция, станет артель не нужна.
И напомнят ему про одышку, про силы и годы,
И отправят на отдых, поскольку наступит весна.
Февралю невдомек то, что мода опять возвратится.
Кто-то вспомнит былое и снова ему позвонит,
Рассказав, что давно перебои со снегом в столице.
Пусть тряхнет стариной, устраняя в стране дефицит.
И забыв про обиды, но помня о важности дела,
Полушубок достав, и проверив, цела ли метель,
Он вприпрыжку помчит, молодея душою и телом,
Насыпать облака, по пути собирая артель.
Неистребимо зло
Неистребимо зло. И нету осознанья,
Что можно жить, другим не причиняя мук.
Но миллионы лет, борясь за выживанье
Мы пилим под собой небезопасный сук,
Хоть сердцем и умом принять необходимо:
Нам некуда сбегать, как в море с корабля,
Все долгие века мы – граждане единой
Безумнейшей страны с названием Земля,
Где кирха и мечеть, костел и синагога,
Пришпилив к облакам молитву за крыло,
Корнями от земли растут руками к Богу,
Как будто в небесах рассыпано добро.
Всеобщий вирус нетерпимости
Л. Улицкой
Всеобщий вирус нетерпимости
Гноил людское существо.
А мы стеснялись, как судимости,
Происхожденья своего,
Меняя имена, фамилии,
Забыв культуру прежних дней,
Ту, что веками накопили, и
Мир нам не смог простить корней,
Того, что мы, себя предавшие,
На всех делили Божий глас
С не любящими, не признавшими,
Не понимающими нас.
Бог – старенький сторож в небесном саду
Бог – старенький сторож в небесном саду –
Гремел колотушкой, покрикивал грозно,
Он август созревший задел на ходу.
Как яблоки, сверху посыпались звезды,
А на полотенце махровой травы
На цыпочках утро неслышно ступило.
Уставшее за ночь, бледнело светило,
Еще не успев преклонить головы.
А я, обжигаясь хрустальной водой,
Небесный ранет собирала в корзину:
Друзьям пригодится в суровую зиму.
Вы пили когда-нибудь чай со звездой?
Там пустота
Там пустота и мрак, и тленье,
Энергетический распад,
Но постоянное стремленье
Вернуться в этот мир назад,
Присниться детям ли, строкою
Созвучье в душах обрести,
Фамильной тонкою чертою
В обличье внуков прорасти,
Всегда с любимыми в обнимку
Быть в застеклённой тишине
На потускневшем фотоснимке,
Давно висящем на стене.
Ночь осторожно извлекает сны
Ночь осторожно извлекает сны
Из дальних закоулков подсознанья
И выбирает лучшие. Важны
Такие, где заветное желанье
Вот-вот осуществится, где спеша
За ним, находим тропку, что не зрима
При свете дня. На ней одной душа
Соприкоснется с неосуществимым.
И зазвучат родные голоса,
И оживут ушедшие навечно.
Но промелькнут мгновеньем полчаса,
Поскольку ночь, как жизнь, увы, конечна.
А все же повстречаться удалось!..
И тщетные старанья до рассвета
Успеть задать мучительный вопрос,
В который раз не выслушав ответа.
Немало езжу и упрямо
Немало езжу и упрямо
Стараюсь выяснить пустяк:
Чем больше золота у храма,
Тем крепче вера? Если б так...
Чужих земель архитектура
Яснее свитков мудрецов.
Знать, начинается культура
Людская с храмов и дворцов.
И чем их больше, тем полезней
Для человечьего житья.
Но почему же чем помпезней
Они, тем меньше верю я?
Нужны ли неживым признания в любви
Я не очень люблю посвященческие
стихотворения здравствующим поэтам.
Г. Семенченко
Нужны ли неживым признания в любви,
«Народная тропа», цветы и посвященья?
Ведь их не возвратить, зови иль не зови.
И только для живых имеет все значенье.
Бывает, одинок, затоптан, обойден,
А умер – и дела значительны, и мысли.
Вмиг туча муравьев ползет со всех сторон
И норовит себя к друзьям его причислить.
Они молчат о том, как, не подав руки,
Ему не помогли, как позвонить забыли.
Но тотчас сочинят, что издавна близки,
Что радость и печаль – все пополам делили.
Друзья, я не хочу у гроба говорить.
Когда героя нет – все мемуары лживы.
Позвольте вас любить, позвольте рядом быть,
Помочь и обогреть сейчас, пока вы живы.
Я – странница в престранном этом мире
Я – странница в престранном этом мире,
Где, развлекаясь, Бог в небесном тире
Сбивает не один десяток звезд;
Пейзаж ноябрьский выхолощен, прост;
Столкнувшихся пространств привычен скрежет;
А поезд на полоски время режет,
Стремясь в края, где сбитая звезда
Летит из ниоткуда в никуда.
Восторженно спешу звезде вослед,
Как будто мне всего семнадцать лет...
Совсем не идеален был народ
Совсем не идеален был народ,
В нем всякого намешано и много.
Но он нашел Всевышнего, и вот
Поверил мир в им созданного Бога,
Как в лучшее из всех земных чудес,
Средоточенье истины и света,
Как в то, что справедливость в жизни есть.
Необходимо людям верить в это.
Искал народ. Теряя и скорбя,
Он обретал свой путь, свои заветы,
И начинал все сложное с себя,
Учась людьми быть в жестком мире этом.
А если в ком-то избранность его
Рождает злость и ревность, и опаску,
Пусть сочиняет Бога своего
Да так, чтоб мир поверил в эту сказку.
Все реже – любимые лица
Все реже – любимые лица.
И я заклинаю: «Держись,
Душа – перелетная птица,
На миг залетевшая в жизнь:
Наполнить любовью котомку,
Почувствовать в этом добро,
Успеть обронить для потомков
На долгую память перо,
Приметить крутую дорожку
И, не постигая конца,
Расклевывать времени крошки
На щедрой ладони Творца».
Видно, скоро осень
Видно, скоро осень: разлетелись дети,
Постарел внезапно онемевший дом.
Все теперь иначе выглядит на свете:
Предстоит ребятам жить своим умом.
А гнездовье комнат синей грустью дышит,
Долгая тревога дышит полумглой.
Может быть, приедут? Может быть, напишут?
Может, не забудут позвонить домой?
Только б с молодыми не случилось лиха,
Но о стены гулко бьется тишина.
И молчат подолгу аист с аистихой,
Часто на дорогу глядя из окна.
Ты и вправду Малыш?
Ты и вправду Малыш? Извини: я ответ не расслышал.
Я сейчас прожужжу по-над самым твоим потолком,
А потом полетим прогуляться по вымокшим крышам
И по лунной тропе, что протоптана летним дождем.
Ты заглянешь в дома и увидишь, как выглядят люди.
Это очень смешно. И неважно, что ты еще мал.
Мама с папой поймут и тебя никогда не осудят.
Не поверит лишь тот, кто всю жизнь ни о чем не мечтал.
Мы собаку найдем самой лучшей на свете породы.
Будем с нею втроем мы по лужам бродить до утра.
Только знаешь, Малыш, ничего нет прекрасней свободы
Ощущать высоту. Но домой возвращаться пора.
Я еще прилечу. Никуда друг от друга не деться.
Подсади на окно. Да на кнопку не сильно дави.
Одиночество я или Карлсон, что родом из детства.
Я – не найденный друг, а, быть может, начало любви.
Что ж ты, милый, ревешь? Говоришь, у тебя день рожденья?
Ну, держи. Я дарю. Мне для друга нисколько не жаль
Этот сказочный мир, как огромную банку варенья.
Пригуби и почувствуй, как горечью пахнет миндаль.
Он создал Тьму
Он создал Тьму и Свет, и Землю,
И звуки сочные нашел.
И сотворенное приемля,
Решил, что это – хорошо.
На жизни пестром карнавале
И мы, не ведая стыда,
Все время что-то создавали:
Сонаты, книги, города,
Чтоб где-то на изломе судеб
Постичь измученной душой,
Что ничего уже не будет,
А все, что было – хорошо!
Разобраться с судьбой
Разобраться с судьбой, отделить от земного небесное,
Многократно пройдя заблуждений немереный путь,
Из бессчетных чудес отобрав лишь одно расчудесное
Одоленье себя. В нем величие жизни и суть.
Не на гору взойти, а в себе превозмочь заурядное.
Не стихи сочинить, а душою объять высоту.
Не детей воспитать, а неверье изжить безотрадное,
Чтобы им передать устремленность, любовь и мечту,
Научить восходить по расшатанной лестнице времени,
Даже если запас иссякающей храбрости мал,
Чтоб причислить себя к триумфаторов гордому племени,
Кто не сдался фортуне, в борьбе за себя устоял.
Эйфория побед над собой удивительно сладкая.
Коль попробовал раз, то иных не захочешь утех.
Пусть трудна и сурова всегда эта жесткая схватка, да
Опьяняет она, и медалей хватает на всех.
