Когда в 1992 году умер хороший питерский поэт Олег Григорьев, все о нём вдруг заговорили. А до того молчали. Поговаривали, что именно он был родоначальником жанра коротких садистских стишков. Во всяком случае авторство «Дети в подвале играли в гестапо, зверски замучен сантехник Потапов» точно принадлежит ему.
На поминках все заговорили об Олеге с почтением. Рассказывали о своей с ним дружбе. И вдруг, посреди всего этого сиропа в ресторане Союза писателей прозвучало вот это:
Вновь поэт не допив, не доспорив,
Взял и смылся за грань бытия.
Это ж плохо, что умер Григорьев:
Хорошо, что Олег, а не я!
Написал это, поэт не менее (а может и более) талантливый — Геннадий Григорьев, так же не менее (а может и более) любящий выпить и подебоширить, как и его известный однофамилец.
— Умер не то чтобы мой друг, а просто человек существовавший параллельно мне — говорил в ресторане Геннадий, наливая в стакан портвейн. Рассказывать о нем бессмысленно, потому что ревнивые митьки и всякие бездари (последовал ряд фамилий), которые раньше на порог Олега не пускали, а сейчас к нему прилипают, просто побьют меня. Мы-то с Олегом понимали все, и поэтому разбегались друг от друга в жизни...
Такой вот он, Геннадий Григорьев. Сказать про него, что он «ради красного словца не пожалеет и отца», значит не сказать ничего. Ради слова Григорьев не пожалеет никого. Вспоминается, как Гена признался, что когда умер Бродский, ему сразу полегчало, и он ощутил страшную эйфорию, как будто его какой-то черт отпустил. Он ходил всюду и говорил людям: «Какой праздник! Иосиф отправился в лучший мир. Ему наконец-то будет хорошо. А то он несчастный так страдал. Человек без всего. Без языка, без родины».
А потом и сам Геннадий умер. В 2007 году. И только после его смерти литературный Питер сообразил, какого поэта потерял. Все только и говорят о Геннадии с почтением, рассказывают о своей с ним дружбе, сборники один за другим спонсируют и издают...